Согласно Трудовому списку Алексея Даниловича Рябова в 1918 году он трудился на перевозке грузов по нарядам Омутнинского Исполкома. В этот период с ним произошла история, которая вылилась в длительную судебную тяжбу в течение полугода. Материалы этого дела хранятся в ЦГАУР. Это «Уголовное дело Глазовского уездного съезда по обвинению граждан Омутнинской волости и завода Григория Евдокимовича Бояринцева (1861 г.р.) и Алексея Даниловича Рябова по 169 сст. уст. О наказ».
Попробуем разобраться в материалах этого дела.
В постановлении местного судьи 8-го участка Глазовского уезда от 8 мая 1918 года говорится о том, что «рассмотрев кассационную жалобу граждан Омутнинского завода Григория Евдокимовича Бояринцева и Алексея Даниловича Рябова, на приговор местного судьи 8 участка от 22 апреля сего года по делу по обвинению их и находя, что жалоба подана в установленный законом срок. А потому, руководствуясь ст…. ПОСТАНОВИТЬ: жалобу Григория Бояринцева, Рябова со всем производством представить в Глазовский Уездный съезд местных судей на рассмотрение».
Таким образом, судья 8 участка на свой же приговор от 22 апреля 1918 г выписал постановление, передающее кассационную жалобу и все документы по этому делу в Глазов.
Кассационная жалоба представляет собой любопытный машинописный документ на пяти листах, в котором юридически грамотно от имени двух неграмотных крестьян излагаются причины их несогласия с приговором. Вероятнее всего, этот документ составлял опытный юрист. В нем сказано:
" Обжалуемый приговор считаем неправильным и подлежащим отмене в виду следующих существенных нарушений закона.
1) Неправильно определён Местным Судьёй состав проступка, т. е. приписываемое нам и будто бы установленное на суде деяние совершенно не соответствует признакам проступка (кражи), за который мы приговорены к наказанию.
"Кражаю" называется тайное похищение движимого имущества, находящегося в чужом обладании. Признак обладания важен для отличия кражи от присвоения: вещь из чужого обладания можно украсть, а вещь, находящуюся в собственном обладании, украсть нельзя и можно только присвоить. Местный Судья очевидно не знает этого различия и предъявил нам обвинение в том, что мы "присвоили и похитили по одному мешку".
Такое неправильное определение состава проступка является существенным нарушением закона и притом в двух одинаково важных для данного дела отношениях. Прежде всего, в отношении наказания, так как разница в наказаниях за кражу и за присвоение очень большая. При этом, конечно, здесь Местный Судья не назначал нам наказание и за кражу и за присвоение, за оба проступка вместе, ибо если мы сначала совершили присвоение, то уже не могли украсть присвоенную вещь и наоборот -украденную вещь нельзя присвоить и нести наказание ещё за присвоение украденного. Затем, в отношении к установлению на суде самого события преступления, неуменье Местного Судьи определить состав проступка повлекло роковые для дела последствия. Совершение «кражи» доказали на суде свидетели, которые последовательно ссылались один на другого таким порядком: Прохоров слышал от Чаадаева, что будто бы мы «украли рожь». Чадаев это слышал от Савельева, а Савельев от «очевидца» Герасима Рябова, который и рассказал на суде, что будто бы мы не сдали два мешка вверенной нам для перевозки ржи. Таким образом, то, что по рассказу «очевидца» Герасима Рябова составляет только присвоение, было названо этим «очевидцем» кражею и под этим названием передалось от свидетеля к свидетелю. Дело, конечно, не в названиях, но если «очевидец» рассказав о том же присвоении, назвал бы его по крайнему своему невежеству поджогом или изнасилованием и с его слов остальные свидетели также на суде подтвердили бы, что был совершён поджог или изнасилование, то всё же на этом основании нельзя было бы приговорить нас к наказанию за поджог или изнасилование.
При таком порядке определение состава проступка, само событие приписываемого нам деяния (кражи) установлено на суде не фактами, о которых показал «очевидец», а мнением об этих фактах, повторенным со слов «очевидца» остальными свидетелями. Если Местный Судья руководился не законом, а «революционной совестью» (по декрету 24 ноября 1917 г.), то и в этом случае не видно, почему принято в расчёт мнение «очевидца», а не рассказанные им на суде факты, почему, например, приписываемое нам деяние оказалось кражей, а не грабежом - ведь «кражу» мы совершили по описанию «очевидца» в его присутствии, значит не тайно, а явно, а это и есть грабёж.
Это первое нарушение одинаково существенно и с точки зрения закона и с точки зрения «революционного правосознания», потому что и в том и в другом случае суд должен определить признак проступка в полном соответствии с законом, и ни какое правосознание не может допустить, чтобы виновного в краже наказывали за присвоение или наоборот.
2) Второе нарушение, столь же существенное, тесно связано с первым и заключается в том, что самый приговор изложен до такой степени не ясно и противоречиво, что невозможно определить признаки проступка и правильность применения к нему закона. Местный Судья излагает приговор так: «обвиняемый Бояринцев, привезя один воз ржи, тайно, без ведома магазинеров*, после взвешивания привезённой ржи, когда направлялся сдавать эту рожь в магазин, сложил два мешка для того, чтобы ими воспользоваться после сдачи, которыми и воспользовался с сообщником своим Рябовым». Когда мы «воспользовались рожью», до сдачи или после сдачи - непонятно, и если тайно сложили до сдачи, а «воспользовались» после сдачи, то никак нельзя решить какой совершили мы проступок: присвоение, кражу, или (приняв во внимание присутствие тут «очевидца») грабёж, или же наконец, мошенничество, так как Местный Судья признал доказанным, что мы «наспециализировались в приёмах»?
Таким образом, нарушено существенное и неоспоримое требование и закона и логики, чтобы «в приговоре были указаны все те обстоятельства, из которых слагается законное понятие о проступке и притом с такой полнотой, чтобы (при кассации) можно было проверить правильность определения признаков проступка, правильность назначения наказания и вместе с тем и самую подсудность дела».
3) Местный Судья, допустив формулировку обвинения и юридически и логически невозможную («присвоили и похитили» и «тайно сложили, когда направлялись сдавать, с целью воспользоваться после сдачи, и воспользовались»), вследствие этого недопустил представление нами на суде доказательств нашей совершенной невиновности в приписываемом нам деянии.
Прежде всего, в вопросе о том, следовала ли увезённая нами рожь нам как «*штат» за езду, или на эту рожь мы не имели никакого права? Об этом «очевидец» ничего не знает, а магазинер и приёмщик не были спрошены. Тоже и с вопросом, когда был совершён проступок? По показанию «очевидца» события произошло после Рождества, Приёмщик Кокорин говорит, что это могло быть до его службы, в декабре месяце, а в январе он принимал от нас рожь полностью. Поэтому нами была заявлена просьба об истребовании на суд накладной на эту рожь. Из неё видно, и то, что мы сдали всю привезённую рожь за исключением «штата», и то, что ездили и сдавали действительно с «очевидцем» Рябовым, и что это было не в декабре, а в конце января, когда мы сдавали рожь полностью приемщику Кокорину, и, наконец, кто были, кроме Герасима Рябова, свидетелями сдачи изложенной «очевидцем». Считая нужным оговориться в избежании недоразумений, что в накладной записан возчиком не сам Герасим Рябов («очевидец»), а его сын Макар, и что в этот единственный раз только мы привезли и сдали рожь с Герасимом Рябовым. Просьба наша об истребовании этой накладной оставлена без обсуждения, а заявление о допросе указанных в накладной возчиков, вместе с которыми мы сдавали рожь, даже не записано в протокол.
Таким образом, была «устранена самая возможность выяснения на суде таких обстоятельств, от которых зависит правильный ответ на вопрос о виновности», что является нарушением….
Находя, что приговор состоялся с нарушением, просим приговор Местного Судьи отменить и передать его другому ближайшему к Омутнинской волости местному судье (например заведующему Воронинской волостью).
За неграмотного Григория Евдокимовича Бояринцева равно и за себя расписался: А. Рябов»
В числе документов, представленных в Глазовский Уездный съезд местных судей, находится копия той самой накладной, о которой говорилось в Кассационной жалобе., Согласно этому документу (сведение № 192 от 30 января 1918 года) со станции Яр (Акционерное общество северных заводов наследников Пастухова) отправлено гужем в Омутнинский завод 5 подвод ржи общим количеством 28 мешков (114 пудов и 33 фунта).
Груз был распределен между возчиками:
Фамилия имя и отчество возчика |
Коли-чество |
Вес, п. |
Ф. |
1. Афанасий Кондратьевич Фролов (1845 г.р.) |
5м |
23 |
11 |
2. Макар Герасимович Рябов (сын Герасима Матвеевича 1864 г.р.) |
5м |
20 |
22 |
3. Григорий Евдокимович Бояринцев (1861 г.р.) |
6м |
23 |
32 |
4. Демьян Самуилович Голубев (1877 г.р.) |
6м |
23 |
5 |
5. Алексей Данилович Рябов (1863 г.р.) |
6м |
24 |
3 |
|
28м |
114 |
33 |
«Отправил магазинер Ф.Мечев, принял магазинер А.Прохоров. Скормлено лошадям 5 п, Тара 1п, 8ф»
1 июля 1918 года за № 2941 Из «Главного управления акционерного общества северных заводов» ушло письмо в адрес делопроизводителя Главного управления Омутнинского национализированного горного округа Андрея Петровича Алфимова, в котором говорится, что 4 июля нового стиля в Глазовском Уездном Съезде Мировых Судей будет рассматриваться это дело, причём потерпевшим лицом признаётся заводоуправление.
Этим же днем Глазовский Уездный Съезд Мировых Судей в письме №734 в адрес Омутнинского волосного Исполнительного Комитета просит «объявить под расписку на сём же гражданам Омутнинского завода Григорию Евдокимовичу Бояринцеву, Алексею Даниловичу Рябову, Омутнинскому заводоуправлению и Комиссару Административ-ного Отдела Исполнительного Комитета Засухину о том, что 4 июля в 10:00 утра в помещении Уездного Съезда … назначено к слушанию дело … Явка по данному делу не обязательна. По исполнении расписку прислать в Съезд Местных Судей».
Письмо Уездного Съезда было ему возвращено ответным письмом Исполнительного Комитета Совета Рабочих Солдатских и Крестьянских депутатов Омутнинской волости от 1 июля 1918 г за № 2855. Письмо с фиолетовым штампом, записью от руки «По исполнении препровождается» и двумя подписями оформлено на половинке листа. Читая этот документ, чувствуешь, что всего полгода прошло после революционного 1917 года.
Далее в деле следует протокол этого съезда от 4 июля 1918 года в составе Председателя Суда и трех местных народных судей. Представителем от завода на суде был А.П.Алфимов, который просил утвердить приговор Местного Народного Судьи 8 участка от 22 апреля 1918 года. Этот судья определил: «граждан Омутнинского завода Григория Евдокимовича Бояринцева, 56 л и Алексея Даниловича Рябова , 54 л подвергнуть тюремному заключению по одному /1/ году каждого».
«После чего Съезд Народных Судей удалился в совещательную комнату …затем была объявлена резолюция».
«Глазовский Уездный съезд местных народных судей, рассмотрев кассационную жалобу Бояринцева и Рябова находит, что Местным Судьёй неправильно определены преступные деяния обвиняемых , признанных виновными в краже. «Кражаю» называется тайные похищение движимого имущества, находящегося в чужом обладании, тогда как мешки с мукой находились, как видно из обстоятельств дела, в собственном обладании обвиняемых и ещё не были сданы приёмщику завода. Таковое неправильное толкование определения преступного действия является нарушением п п. 174 ст. Уст. Уг.Суд. За сим судьёй оставлено без обсуждения заявление обвиняемых об истребовании накладной для установления времени сдачи хлеба, чем и была устранена возможность выяснения на суде существенных обстоятельств, лишающих возможность проверить правильность доводов кассаторов. Обстоятельством этим нарушена 119 ст. того же Устава. Признавая, в виду сего, кассационную жалобу Бояринцева и Рябова заслуживающею удовлетворения за нарушением Местным Судьёю 8 участка … руководствуюсь … и Декретом о Суде № 2, изданным В.Ц.И.К. С.Р.С. и Кр.Депутатов, ОПРЕДЕЛЯЕТ: приговор Местного судьи 8 участка от 22 апеля 1918 г. отменить и дело передать на новое рассмотрение Местному Народному Судье 2 участка Глазовского уезда»
После рассмотрения «производство отослано Народному Судье 2 участка 13 июля 1918 года за № 910. Копия отослана Народному Судье 8 участка 13 июля за № 909. Объявление Бояринцеву и Рябову послано 13 июля 1918 года за № 908».
Это письмо за № 908 также находится в деле. В нём «Съезд Местных Судей просит Волостной Исполнительный Комитет объявить под расписку на сём же гражданам Омутнинского завода Григорию Евдокимовичу Бояринцеву и Алексею Даниловичу Рябову о том, что по заслушании в заседании бывшим 4 сего июля, дела, по обвинению их, Бояринцева и Рябова … Съездом ОПРЕДЕЛЕНО: приговор Местного Судьи 8 уч. От 22 апреля 1918 г. отменить и дело передать /и передается/ Местному Судье 2 участка на новое рассмотрение. По исполнении расписку прислать в Съезд Местных Судей»
Обращает на себя внимание противоречия в обвинениях:
- ездил в Яр за рожью Макар Рябов, а в «очевидцы» записан его отец Герасим Рябов;
- обвиняет «очевидец» двух извозчиков в событии, которое произошло несколько месяцев назад (!, суд состоялся только 22 апреля 1918 г.). Кроме того, этот «очевидец» не может достоверно сказать, были ли эти мешки «штатом» (платой за извоз) или нет. При этом, магазинер и приемщик «об этом не были спрошены». Наконец, эти мешки могли быть просто куплены возчиками для своих нужд и за свои деньги;
- приемщик Кокорин утверждает, что в январе («после Рождества») «принимал рожь полностью», а что касается других приемщиков, то была истребована накладная, согласно которой вся рожь была сдана полностью. И об этом свидетельствуют подписи того, кто отпустил рожь (магазинер Ф.Мечев), и того, кто ее принял (магазинер А.Прохоров). Заверили копию счетовод Шутов и Главный бухгалтер (подписью и синим штампом).
При чтении материалов дела создаётся впечатление, что «очевидец» Герасим Рябов из каких-то личных соображений, не являясь при этом участником событий, огульно обвинил двух извозчиков даже непонятно в каком событии, которое произошло непонятно когда. При этом со стороны Заводоуправления в первое время никаких обвинений не было предъявлено, а также не было предъявлено никаких доказательств. Но судебная «карусель» завертелась.
Чем закончилась новое рассмотрение «ржаного дела» Народным Судьёй 2-го участка неясно. Об этом нет никаких документов. Вероятнее всего Г.Е. Бояринцев и А. Д. Рябов были оправданы, поскольку в протоколе допроса Алексея Даниловича от 4 января 1931 года сотрудникам ОГПУ по другому («политическому») делу в разделе «Сведения о прежней судимости» об этом ничего не сказано, хотя и упоминается, что в 1929 году он был подвергнут штрафу 100 руб. Но это была уже совсем другая история.
- - - - -
*магазинер - устаревшее название смотрителя магазина
*"штат" - в данном случае «плата за работу»
Интересная история. Поучительная.